Футбольная эпоха длиною в век закончилась с уходом Никиты Симоняна
12 октября поздравлял Никиту Павловича с днем рождения — 99-летием. Пошутили: «Гол до ста!» Говорили по телефону долго, мне даже в какой-то момент стало неловко: представлял, сколько желающих сейчас пытаются дозвониться до Симоняна, чтобы произнести сердечные слова в знаменательный день.
Но увлеклись воспоминаниями о его легендарной жизни — и путешествие по футбольной эпохе длиною чуть ли не век летело не менее стремительно, чем мяч, пущенный Никитой Симоняном в ворота соперников. Я заметил в разговоре, что сам, как ни парадоксально, уже старше тогдашнего Симоняна, когда впервые, мальчишкой в начале семидесятых, увидел его на спартаковской базе, где мы, дачники, по соседству со знаменитой базой в Тарасовке, затаив дыхание на лавочке около довоенного двухэтажного здания, ожидали футболистов, выходящих на тренировку. И при появлении Никиты Павловича неизменно вытягивались во весь рост, понимая, кто в «Спартаке» главный. Детская привычка осталась на всю жизнь: всегда вставал в ложе прессы, когда видел Симоняна.
Что-то из наших разговоров с Никитой Павловичем было напечатано в «МК», что-то осталось за кадром. И сегодня, когда Никита Павлович ушел, я заглянул в старые подшивки и блокноты.
тестовый баннер под заглавное изображение
Вспомнилось, как 1 декабря 2022 года отмечали 100-летие со дня рождения выдающегося советского футболиста и хоккеиста Всеволода Михайловича Боброва. Сначала все собрались на цеэсковской Аллее Славы — у бюста легендарного спортсмена. Первому по праву предоставили слово Никите Павловичу. День был морозный, шел снег. 96-летний Симонян подошел к микрофону и, прежде чем начать говорить, снял шапку — так с непокрытой головой и вел долгую речь.
● ● ●
Говорили мы не раз про его детство; я интересовался, когда он последний раз был в Сухуми, где вырос. Разговор был года четыре назад, и Никита Павлович поведал, что последний раз в Абхазию ездил примерно год назад, навещал могилу родителей, а сейчас стало тяжеловато, возраст дает о себе знать. Напомнил, что родился-то он в Армавире, хотя и прожил там всего четыре года.
Кстати, стадион в Армавире, построенный за год до его рождения, носит имя Симоняна.
— Там жило много выходцев из Армении, — рассказывал Никита Павлович. — В тяжелые годы семья решила переехать поближе к родственникам в Сухуми, пришлось несладко: война, бомбежки. Отец работал кассиром на Черноморской железной дороге, объявили воздушную тревогу — люди бросились в сквер, где стоял монумент Сталину, который, может, и был одной из целей вражеских летчиков. Бомба взорвалась метрах в 20–30 от отца, он был тяжело ранен — всего посекло осколками, почти год лечился. Но мы с семьей благодаря родственникам как-то выживали. Потом отец работал чувяшником. Шил чувяки — такие кожаные туфли без каблуков, проще говоря, тапочки на манер лаптей.
Я заметил, что хорошо ему было играть в футбол, когда дома — свой мастер по обуви. Никита Павлович отмахнулся:
— Слышали бы вы, как он меня ругал, когда ботинки рвались! Отец ненавидел футбол, а я днем и ночью на пустырях пропадал. На юг в межсезонье приезжали столичные именитые клубы, прославленные мастера, которых в Сухуми все знали по именам, — играли с местным «Динамо», где я начинал в юношеской команде, ставшей чемпионом Грузии. В соперники достались юниоры московских «Крыльев Советов» — вот я им и назабивал. Меня позвали в знаменитую гостиницу «Абхазия», сказали: «Тренер хочет поговорить с Никитой».
Между прочим, Симоняна тогда звали Мкртич Погосович.
— Потом в Москве на русский лад переделали, — пояснил Никита Павлович, — стал Никитой Павловичем. Тренеры Владимир Горохов и Абрам Дангулов уговорили отца меня отпустить в Москву, схитрили, что я буду учиться в авиационном институте, поскольку команду «Крылья Советов» курировало Министерство авиапрома.
Я, помню, удивился, что Грузия так легко отпустила центрфорварда: обычно талантливых сухумских футболистов отправляли в тбилисское «Динамо», тем более что команду курировал лично Лаврентий Берия.
— Там своя детективная история была, — заметил Симонян. — Как выяснилось, за мной пристально наблюдали. Отыграл сезон в Москве, приехал в Сухуми в отпуск. Пришли люди в штатском: «С тобой хочет поговорить министр госбезопасности». Ну, местный царь и бог. Я пришел на беседу, он по-простецки: «Знаешь, тебе надо поехать в Тбилиси». Спрашиваю: «Зачем?» Он пожал плечами: «Ну, тобой заинтересовались. Наверное, будут уговаривать перейти в тбилисское «Динамо». В то время многих из Сухуми, ни в чем не повинных людей, силком отправляли в Среднюю Азию. Дома родители взмолились: «Сынок, поезжай, а то нас тоже вышлют».
Меня на вокзале встретил легендарный Борис Пайчадзе, именем которого в Тбилиси назван стадион, привез к заместителю министра госбезопасности Грузии Давлианидзе. Разговор шел в таком духе: что ты там делаешь в Москве, где нас нацменами называют, надо за свою родину играть. Чуть ли не антисоветчина, но генерал, один из руководителей столь всесильного ведомства, многое мог себе позволить.
Я решил схитрить: «Мне все равно в Москву надо вернуться, там паспорт остался». Генерал расхохотался: «Слушай, какой паспорт?! Завтра у тебя будет новый паспорт. Захочешь — станешь Симонишвили!» Вернулся я в Сухуми и родителям сказал: «Делайте со мной что хотите, но в тбилисское «Динамо» я не поеду». Чекист, игравший в сухумском «Динамо», шепнул по дружбе: «Тебя хотят в Тбилиси по этапу отправить под конвоем». Я пешком на вокзал и улизнул. Больше ко мне не приставали, и великое счастье, что родственников не тронули.
А отец приехал в Москву — я уже в «Спартаке» был, играли против чехов. На стадион отца привел Толя, муж сестры. Болельщики кричат: «Никита, давай!» Папа спрашивает: «Какому Никите все время кричат?» — «Твоему сыну!»
И еще был случай в Сухуми. На базар за фруктами приходили офицеры из санатория Московского военного округа — майоры, полковники. Им показывают на моего отца: «Знаете, кто это такой?» — «Ну, кто?» — «Отец Никиты Симоняна!» — «Как?! А ну, качать его!» Отец, ошалелый, пришел домой и маме говорит: «Варсен, — так маму звали, — извинись перед сыном!»
● ● ●
Между прочим, в «Спартак» перед Симоняном красно-белую ковровую дорожку никто не раскатывал. Когда «Крылья» расформировали, то Никиту Павловича по профсоюзной разнарядке отправили в «Торпедо», хотя он и написал заявление в «Спартак».
— Рано утром за мной приезжает машина, — рассказывал Никита Павлович. — «Вас приглашает директор завода имени Сталина Иван Алексеевич Лихачев». Тот с ходу стал меня стыдить: «Что ты будешь играть за этих тряпичников — за «Спартак»! Надо играть за промышленность, за индустрию… Если бы я поговорил с твоим отцом, он был тебе надавал как следует…» Я сижу, молчу. Он спрашивает: «Отвечай, Никита, что решил?» Я говорю: «Решил перейти в «Спартак». Лихачев взбесился: «Иди в свой «Спартак», но запомни, дороги в «Торпедо» тебе не будет никогда, даже если на заднице у тебя вырастет пять звезд!» По-простому поговорил, жестко, по-рабочему.
Когда Хрущев на ХХ съезде развенчал культ личности Сталина, завод стал носить имя Лихачева — ЗИЛ. И я благодарен Ивану Алексеевичу, что он не стал чинить препятствий. Я оказался в «Спартаке».
И после сезона сорок девятого года с партнерами — Толей Ильиным и Игорем Нетто — отправились на лечение в Кисловодск, принимать грязевые ванны. Вечером после ужина в санатории крутили кино. Вдруг в кинозале объявляют: «Симонян, на выход!» Ну, я выхожу, смотрю, стоят два адъютанта Василия Сталина — знакомые офицеры, на футболе встречались. Говорят мне: «Никита, наш командующий прислал за тобой самолет, просит, чтобы ты перешел в клуб ВВС (команда «военных летчиков», созданная Василием Сталиным. — П.С.). Я наотрез: «Ребята, я никуда не собираюсь из «Спартака» уходить, меня там все устраивает». Тогда они пустились на хитрость: «Никит, что мы на дворе толкуем, тут неподалеку санаторий Военно-воздушных сил, поедем туда, посидим». Я, дурак молодой, наивно согласился.
Ну вообразите, какой шикарный стол в ведомственном санатории адъютантам Василия Сталина накрыли. Все, конечно, рекой лилось, тем более я в отпуске. Ну и напоили меня, сволочи, стали уговаривать: «Василий Иосифович — депутат Верховного Совета, вот и приглашает тебя на прием. Полетим, а то командующий с нас головы снимет. Никита, войди в наше положение. В конце концов, у Василия Иосифовича откажешься!» Я, мало чего соображая, согласился.
Наутро везут в Минеральные Воды, на взлетной полосе военно-транспортный самолет, экипаж — шесть человек. В салоне холодрыга, лететь пять часов, меня укутали унтами: не дай бог, простужусь.
Прилетели в Москву — сразу на Арбат, в особняк командующего. В большом зале полно народу — генералы, офицеры. Заходит Василий Иосифович в штатском, в домашней одежде. Посадил меня рядом и с ходу говорит: «Я поклялся прахом своей матери, что ты будешь в моей команде. А ты сам понимаешь, я такие клятвы даю нечасто». И по-военному: «Отвечай!» По молодости я не представлял себе, какие могут быть последствия, но, помню, твердо сказал: «Василий Иосифович, знаете, я решил остаться в «Спартаке»…»
Сталин посмотрел внимательно на меня и коротко говорит: «Да? Ну иди». Я вежливо попрощался, спускаюсь по лестнице, адъютанты догоняют: «Никита, командующий просит вернуться». Тут я начинаю понимать, что просто так мне отсюда не выйти. Василий Иосифович снова меня усадил слева от себя: «Никита, я слышал, что ты боишься препятствий со стороны Хрущева (Никита Сергеевич Хрущев в то время был первым секретарем Московского городского комитета партии. — П.С.). Не волнуйся, я с Никитой договорюсь».
Я в ответ: «Василий Иосифович, спасибо большое за приглашение, но я решил остаться в «Спартаке». За столом тишина, все глаза опустили, чувствуют: будет буря. Сталин обвел взором своих генералов: «Вы слышали?» — пауза длинная, как принято говорить, мхатовская. И дальше: «Вот человек сказал мне правду в глаза. Берите пример! Иди, Никита, играй за свой «Спартак», но запомни: в любое время по любому вопросу я тебя приму с распростертыми объятиями! Спасибо за правду, иди…»
Я, не переводя дух, помчался на Новопесчаную улицу, где у меня небольшая квартирка была. Остыл немного, думаю: «Елки-палки, как же я обратно в Кисловодск доберусь?» В это время звонок в дверь, открываю — стоит военный. Ну, думаю, опять за мной. Он протягивает бумагу казенную, если не ошибаюсь, «форма 28», и билеты — в Кисловодск и обратно. Говорю: «Спасибо, но обратный билет у меня уже есть». Офицер отвечает: «Не могу знать, приказ командующего».
Дальше звонит председатель общества «Спартак», фамилию запамятовал, но женат он был на пловчихе, подруге жены Василия Иосифовича Капитолины Васильевой — многократной чемпионки СССР по плаванию. Сталин забрал его на работу в ВВС. Голос немного взволнованный: «Никита, командующий приказал, чтобы я проводил тебя на вокзал и ждал на перроне, пока не исчезнет последний вагон. Ты Василию Иосифовичу понравился своим прямым ответом».
Я отказываюсь: «Неудобно, сам доберусь». «Ладно, — отвечает, — но если спросят, скажешь, что я тебя проводил».
Приехал в Кисловодск, захожу в палату. Надо знать Игоря Нетто: «Где ты шлялся? Тебя не было несколько дней!» Я решил капитана команды разыграть — все-таки на отдыхе: «Как ты разговариваешь с офицером Советской Армии?!» Он обалдел: «Какой еще офицер?» «Командир ВВС!» — отвечаю и протягиваю бумагу с «формой 28», где наверху красные звезды. Игорь аж закипел от возмущения: «Тебе, Никита, наши спартаковские болельщики набьют морду — и правильно сделают». Потом смеялись, конечно.
● ● ●
Спрашивал я Симоняна, часто ли он ощущал в советское время недремлющее партийное око. И он рассказал мне такой эпизод:
— Играли с киевским «Динамо», нашим извечным соперником, последняя минута, счет 2:2. Тогда матчи длились ровно 90 минут, без всякого добавленного времени. За 13 секунд до конца забиваю победный мяч. Судья бежит к центру поля с мячом, ставит мяч на центр и дает финальный свисток. При этом, когда бежал, секундомер забыл выключить. Один из руководителей киевского «Динамо» Дубинин, который, кстати, был женат на родной сестре Николая Петровича Старостина, после матча зашел в судейскую и стал проверять хронометр, а там из-за рассеянности арбитра оказалось переиграно несколько секунд, что и занесли в протокол.
1-й секретарь ЦК КПСС Украины Николай Подгорный, впоследствии ставший председателем Верховного Совета СССР, вызвал команду «на ковер», устроил разнос. Руководство стало оправдываться: нас засудили. И Подгорный, пользуясь своим высоким положением, на Политбюро продавил решение переиграть матч.
● ● ●
В тренерской среде бытует такая шутка: «Любого тренера назначают для того, чтобы его потом снять». Не избежал отставки из «Спартака» и Никита Павлович, но уйти из команды пришлось совсем не по футбольным причинам. Вот как он об этом вспоминал:
— У нас играл нападающим Юра Севидов. Ездил на «Форде» — по тем советским временам это было большой редкостью. Юре с покупкой машины помог тесть — видный советский дипломат. И вроде как слегка подшофе на Котельнической набережной он сбил человека, который в больнице умер. Трагедия. К тому же погибший, академик Рябчиков, оказался ведущим специалистом по ракетному топливу в эпоху освоения космоса, которого курировал КГБ.
Юру отправили в тюрьму с базы в Тарасовке, как в свое время Эдуарда Стрельцова. Известно, что на суде академик Келдыш потребовал для футболиста расстрела… До высшей меры наказания дело не дошло, но срок дали на полную катушку — 10 лет лишения свободы — и отправили в Вятлаг, где до этого отбывал срок Стрельцов. Процессу придали чуть ли не политическую окраску, тренеры тоже попали под раздачу за недостатки в воспитательной работе. Вызвали в городской совет «Спартака», объявили об увольнении.
Там, в районе трех вокзалов, — гостиница «Ленинградская». Решили с моими помощниками и друзьями Сергеем Сальниковым и Толей Исаевым, что называется, посидеть на дорожку. Смотрим, неподалеку за столиком Юрий Гагарин с каким-то товарищем, тоже выпивают, закусывают.
Мы по две-три стопки подняли, и вдруг Исаев, скромняга, но под влиянием выпитого, слегка разогрелся: «Ребята, я сейчас Гагарина к нам приглашу». Гагарин говорит: «Ребята, я вас узнал, давайте лучше ко мне пересаживайтесь». Никогда не забуду, насколько он был доброжелательный и открытый человек. Ну, мы и решили за Севидова похлопотать: все-таки сидим с первым космонавтом планеты. Гагарин прямо закаменел: «Ребята, вы не обижайтесь, но вашего Севидова я бы своими руками придушил. Вы не представляете, какого человека он угробил». Тут мы сконфуженно замолчали. И Сережа Сальников, чтобы разрядить обстановку, неожиданно предложил: «Юрий Алексеевич, давайте мы с космонавтами в футбол сыграем». Гагарин сначала удивленно на нас посмотрел, а потом загорелся: «А что? Это идея! Я Алексея Леонова попрошу, он соберет команду». Но вскоре Юрий Алексеевич погиб — так в футбол и не сыграли.
● ● ●
Мой старший товарищ, писатель Александр Нилин, написавший о Бескове книгу — и не только о нем, — желая сделать приятное Константину Ивановичу, комплиментарно заметил: «С вас началась тренерская история «Спартака». «Нет, — возразил категоричный Бесков. — Если тренерская, то с Никиты».
Да и историю сборной СССР на чемпионатах мира тоже открыл Никита Симонян, забив в Швеции самый первый гол советской команды в 1958 году в ворота родоначальников футбола — англичан, сыграв потом и против Пеле с Гарринчей.
Пройдет шестьдесят лет, и на презентации чемпионата мира по футболу в России Пеле по-дружески упрекнет Симоняна, что в игре шестидесятилетней давности Никита Павлович нанес ему травму, а Симонян с присущим ему юмором отшутится: «Останусь в истории как человек, нанесший травму великому Пеле».
В эти горькие дни, когда не стало Никиты Павловича, становится немного легче, если представить себе, что великий Симонян просто ушел с футбольного поля в раздевалку — готовиться к следующей игре. Только теперь — в вечной небесной сборной, со своими друзьями и партнерами Яшиным и Стрельцовым, против давних приятелей-соперников — бразильцев во главе с Пеле.
Никита Павлович Симонян
● Легендарный нападающий и футбольный тренер, первый вице-президент РФС
● Заслуженный мастер спорта СССР (1954). Заслуженный тренер СССР (1970). Заслуженный работник физической культуры Российской Федерации (2019).
● Выступал за команды «Крылья Советов» (Москва) (1946–1948), «Спартак» (Москва) (1949–1959). В чемпионатах СССР сыграл 285 матчей, 145 голов. Чемпион СССР: 1952, 1953, 1956, 1958 гг. Обладатель Кубка СССР: 1950, 1958 гг. Лучший бомбардир чемпионатов СССР: 1949 (26 голов), 1950 (34 гола — рекорд), 1953 (14 голов), лучший бомбардир московского «Спартака» за всю историю (160 голов).
● За сборную СССР провел 20 матчей, забил 10 голов. Чемпион Олимпийских игр 1956 года в Мельбурне. Четвертьфиналист ЧМ-1958. Участник отборочных матчей победного Кубка Европы 1960 года.
● Работал на ответственных постах в Федерации футбола СССР, Спорткомитете СССР, РФС. Тренировал «Спартак» (Москва) (1960–1965, 1967–1972), «Арарат» (Ереван) (1973–1974, 1984–1985), «Черноморец» (Одесса) (1980–1981), сборную СССР (1977–1979).
● Как тренер со «Спартаком» становился чемпионом СССР в 1962 и 1969 годах, выигрывал Кубок СССР в 1963, 1965 и 1971 годах. С «Араратом» стал чемпионом СССР и обладателем Кубка СССР в 1973 году.
● Указом президента 10 октября 2025 года Никите Павловичу Симоняну было присвоено звание Героя Труда России «за особые заслуги перед государством, большой вклад в развитие и популяризацию отечественного футбола».
Источник: www.mk.ru
